Неточные совпадения
Соня упала на ее труп, обхватила ее руками и так и замерла,
прильнув головой к иссохшей груди покойницы. Полечка припала к ногам матери и целовала их, плача навзрыд. Коля и Леня, еще не поняв, что случилось, но предчувствуя что-то очень страшное, схватили один другого обеими руками за плечики и, уставившись один в другого
глазами, вдруг вместе, разом, раскрыли рты и начали кричать. Оба еще были в костюмах: один в чалме, другая в ермолке
с страусовым пером.
В самом деле, тонкий, нежный, матовый цвет кожи, голубые
глаза,
с трепещущей влагой задумчивости, кудри мягкие, как
лен, легкие, грациозно вьющиеся и осеняющие нежное лицо; голос тихий.
— А вы, наоборот, понравились, — сообщила она лукаво, искоса глядя на меня своими серыми
глазами. —
Лена говорит, что приятно видеть
с нашем городке такого воспитанного молодого человека… Еще бы. Ведь вы «из губернии».
Отца мы застали живым. Когда мы здоровались
с ним, он не мог говорить и только смотрел
глазами, в которых виднелись страдание и нежность. Мне хотелось чем-нибудь выразить ему, как глубоко я люблю его за всю его жизнь и как чувствую его горе. Поэтому, когда все вышли, я подошел к его постели, взял его руку и
прильнул к ней губами, глядя в его лицо. Губы его зашевелились, он что-то хотел сказать. Я наклонился к нему и услышал два слова...
Ромашов вскочил
с кровати и подбежал к окну. На дворе стояла Шурочка. Она, закрывая
глаза с боков ладонями от света, близко
прильнула смеющимся, свежим лицом к стеклу и говорила нараспев...
У
Лены на
глазах показались слезы. Вот то, чего она ждала, прозвучало наконец в словах простого, доброго человека! У нее на мгновение захватило горло, и только через минуту, справившись
с волнением, она спросила застенчиво и тихо, чтобы не разбудить отца...
Семен Афанасьевич сидел
с открытыми
глазами, как будто вовсе не спал, но ни
Лена, ни ямщик этого не заметили.
Передонов не ходил в гимназию и тоже чего-то ждал. В последние дни он все
льнул к Володину. Страшно было выпустить его
с глаз, — не навредил бы. Уже
с утра, как только проснется, Передонов
с тоскою вспоминал Володина: где-то он теперь? что-то он делает? Иногда Володин мерещился ему: облака плыли по небу, как стадо баранов, и между ними бегал Володин
с котелком на голове,
с блеющим смехом; в дыме, вылетающем из труб, иногда быстро проносился он же, уродливо кривляясь и прыгая в воздухе.
Но как-то раз, когда он задумчиво шагал мимо палисадника Маклаковых, к решётке
прильнуло девичье лицо
с чёрными
глазами, и прямо в ухо прожужжали два слова...
Воздух ни теплый, ни свежий, а только пахучий и словно кисленький, чуть-чуть, приятно щипал
глаза и щеки; тонкая, как шелковинка,
с белым клубочком посередине, длинная паутина плавно налетала и,
прильнув к стволу ружья, прямо вытягивалась по воздуху — знак постоянной, теплой погоды!
Он благословил меня и обнял. Никогда в жизни не был я так возвышенно подвигнут. Благоговейно, более нежели
с чувством сына,
прильнул я к груди его и поцеловал в рассыпавшиеся его серебряные волосы. Слеза блеснула в его
глазах.
И тотчас из ясеневого ящика выглянула причесанная, светлая, как
лен, голова и синие бегающие
глаза. За ними изогнулась, как змеиная, шея, хрустнул крахмальный воротничок, показался пиджак, руки, брюки, и через секунду законченный секретарь,
с писком: «Доброе утро», вылез на красное сукно. Он встряхнулся, как выкупавшийся пес, соскочил, заправил поглубже манжеты, вынул из карманчика патентованное перо и в ту же минуту застрочил.
В середине, уставившись на огонь задумчивыми
глазами и опершись подбородком на руки, сидел молодой станочник
с резко инородческими чертами, представитель этого странного, наполовину объякутевшего населения средней
Лены.
Рядом
с ним сидел мальчик лет около восьми. Мне была видна только его наклоненная голова,
с тонкими, как
лен, белокурыми волосами. Старик, щуря сквозь очки свои подслеповатые
глаза, водил указкой по странице лежавшей на столе книги, а мальчик
с напряженным вниманием читал по складам. Когда ему не удавалось, старик поправлял его
с ласковым терпением.
Действительно «все» было готово очень быстро. Машинка для стрижки
с удивительной быстротой заработала вокруг Луниной головки, и из-под нее посыпались жиденькие косицы светлых и мягких, как
лен, волос. Вскоре голова девочки, лишенная растительности, стала похожа на гладкий шарик, и еще рельефнее выступили теперь среди загорелого личика ребенка серьезные голубые, не по-детски задумчивые
глаза.
Цвибуш опустился на колени, бросил в сторону шляпу и
прильнул пылающим лицом к холодной сверкающей поверхности…Илька машинально опустилась на одно колено и последовала примеру отца. Цвибуш пил ртом и
глазами. Он видел в воде свою, покрытую кровью, физиономию и, глядя на кровоподтеки и ссадины, готовил подходящую остроту. Но острота вылетела из головы, и вода полилась изо рта обратно, когда он на зеркальной поверхности, рядом
с своим лицом, увидел лицо Ильки. Он перестал пить и поднял голову.
Она была уже не такая хорошенькая, какою показалась мне ночью. Утро безжалостно сорвало
с нее всю ее ночную фантастическую прелесть. Она уже более не казалась мне феей, но ее большие светлые
глаза, загадочно-прозрачные, точно
глаза русалки, ее великолепные, белые, как
лен, волосы и изящные черты немного надменного личика
с детски-чарующей улыбкой — невольно заставляли любоваться ею.
Юрасов в волнении прошелся по площадке, такой высокий, худощавый, гибкий, бессознательно расправил усы, глядя куда-то вверх блестящими
глазами, и жадно
прильнул к железной задвижке,
с той стороны вагона, где опускалось за горизонт красное огромное солнце.
Она нашла. Огонь большой лампы проточил кружок в пушистой броне, и заблестело мокрое стекло, и снаружи она
прильнула к нему серым бесцветным
глазом. Их двое, двое, двое… Ободранные голые стены
с блестящими капельками янтарной смолы, сияющая пустота воздуха и люди. Их двое.
О. Василий
прильнул к стеклу —
глаз в
глаз с серою ночью — и смотрит. И шепчет
с ужасом.
— Дитя, что ко мне ты так робко
прильнул?
— Родимый, лесной царь в
глаза мне сверкнул;
Он в тёмной короне,
с густой бородой.
— О нет, то белеет туман над водой.